Оживший Аввакум
Источник : Капитолина Кокшенева, газета Правда, 13 февраля 1993г.
Современная московская сцена не балует тех, кто любит психологический театр. Но он есть и живет. Воистину мхатовским, как бы погруженным в глубины человеческого естества спектаклем стала премьере «Аввакума» по драме Владимира Малягина в режиссуре Николая Пенькова.
Итак, во МХАТе, русском театре, играют драму о русской жизни. Что же тут особенного? Прежде всего то, что при кажущейся архаичности темы сам спектакль удивительно современен. Он как бы перемещается из своих исторических границ в нашу эпоху, становится созвучным нынешним духовным исканиям в России.
«Аввакум» — спектакль живой, с дыханием. Он — наше нравственное отношение к самим себе…
...В Пустозерье, на реке Печоре, весной 1668 года разыгралась драма заступников старой веры — Аввакума, старца Епифания, Лазаря и Федора. Уже пятнадцать лет здесь «душу свою студит» Лазарь. Многие страдания и испытания принял Аввакум. К этому времени уже не только он, но и главный его супротивник Никон отвержен, сослан, лишен патриаршего сана.
Впрочем, не в первый и не в последний раз именно так закончилась русская распря—наказанием обеих несогласных друг с другом сторон. Но не завершилась ни ссылкой, ни смертью Никона тяжба с ним Аввакума. Покуда не угаснут человеческие страсти — не исчезнет и огонь крамолы, ереси, бунта.
Не о начале раскола и его причинах, не о взаимных обидах приверженцев старой и новой веры повествует спектакль. Он показывает бесконечное несогласие между людьми и человека с самим собой как роковую данность. Раскол прошел и веками будет проходить через сердца. Драма раскола продолжается среди самих «верных» последователей неистового Аввакума, да и его душе.
Владимир Ровинский играет Аввакума страстным и неудержимым в хвале и в хуле. С ходом спектакля медленно, точно и тонко ведет актер своего титанического героя к одиночеству. Гордый и неприступный, стоит Аввакум в конце спектакля одиноким обличителем и проповедником. Неистовое, бескомпромиссное служение правде, как ни горько признать, отделило его от людей. Даже от самых близких, рядом с ним несущих свой тяжелый крест. Раскаялся и ушел к никонианцам духовный сын Аввакума - чернец Иван Неронов. Раскаялись и сыновья Аввакума. Но смерть детей кровных и духовных, их покаяние дали пустозерскому узнику новую силу — новую страстность его проповедям, обличающим «еретиков». С движением спектакля восходит Аввакум к высшей точке своего страстного жития, своего земного утверждения. Всегда первый, всегда выше слабостей человеческих, последний «верный» - он не устрашится и самого страшного будущего.
Отошли от Аввакума братья пустозерские. Отрекся и он от их братства. С кем ему бороться? С кем мериться своей силой? Титаническое чувство требовало разрешения, и она, «сила», не замедлила явиться. «Бес» явился к Аввакуму под видом Лазаря. Эта сцена — кульминация спектакля. Померься силой, гордый человек! Как в кривом зеркале видит себя Аввакум в речах беса. Обещает бес ему спасение. Ему одному: «А Россия как же?»— забеспокоился пустозерский страстотерпец. «Погибнет твоя проклятая Россия!.. От веры Россия погибнет — неверьем спасется!»
Не для мистического трепета ввел драматург эту сцену, актеры Николай Пеньков (Лазарь) и Владимир Ровинский блестяще ее сыграли. Диалог с бесом — предел «самовозрастания личности» главного героя. Она так высока, страстна и свободна, что уже и Россию может собой заслонить.
Наше зрительское и человеческое чувство не получило бы ясного разрешения без внимания к трем другим братьям пустозерским: Лазарю, старцу Епифанию, Федору. Вся ли правда раскола заключена в Аввакуме? А разве нет ее в слабости и горьких мыслях Лазаря? Николай Пеньков играет Лазаря человеком добрым, живым, полнокровным. Его вера крепка не меньше аввакумовой - только вот жизни он не сторонится и сомнений не бежит. Сколько личностной силы вложил Николай Пеньков в тоскливые думы своего Лазаря: «Мы здесь, а Русь — там. И не нужны мы ей, давно не нужны». Коли вся Русь стоит за веру старую, так отчего же есть отступники, отчего же их, страдальцев, гонит православный царь и не «слушает своего народа»? Такое сомнение требует мужества даже большего, чем обличение еретиков.
Вся теплота спектакля—в Лазаре, Епифании и Федоре. Удивительные по психологической разработанности сцены развертываются между Аввакумом и его братьями во Христе. Крепкие, добротные, но в то же время и тонкие актерские работы—заметная черта мхатовского спектакля, говорящая нам о том, что жива еще русская актерская школа. Налицо счастливое согласие режиссера с драматургом, а каждого актера — со своей ролью. Нет возможности подробно отметить всех, хотя и А. Чубченко, и Н. Вихрова, безусловно, заслуживают внимания.
Есть во мхатовской постановке зачин и венец. Выбежит на сцену мальчик и закружится в игре со своей матушкой. И спросит она сыночка, как когда-то спрашивали Аввакума: «Что, сынок, любо тебе жить на свете?» «Любо, матушка»,— ответит он. «А что же тебе любо?» — «Небо чистое, солнышко ясное, трава зеленая»...
«Не гордитесь ересью, не обольщайтесь, не допускайте смуты!» — на этом лейтмотиве заканчивается спектакль. А я вдруг почувствовала, что вместе с мощным зарядом веры в добро получила еще и духовную милостыню. Какое же это благо для дающего и берущего! Русский театр всегда был таким — духовно щедрым.